В Тайном приказе функция политического сыска и расправы далеко еще не стала доминирующей, как позже в Преображенском приказе, Тайной экспедиции или Тайной канцелярии. Тем не менее либеральный государь поспешил упразднить его как учреждение, стоящее вне единой административной системы, тем более что функцию контроля за госаппаратом исполнял Челобитный приказ. Далее, при Федоре Алексеевиче не появилось ни регентского совета, ни сколько–нибудь постоянной компании фаворитов. Более того, старший брат Петра оказался единственным в длинной веренице царей и императоров, обходившимся без первого министра. Функцию канцлера с первого дня его царствования исполнял думный дьяк Дементий Минин Башмаков, высшим делопроизводством ведал думный разрядный дьяк В. Г. Семенов и даже Посольский приказ после отставки Матвеева (последовавшей в июле 1676 г.) большей частью управлялся дьяками под коллективным руководством царя и Боярской думы.
Именно Дума, где заседали высшие чины государства — бояре, окольничие, думные дворяне и думные дьяки, — была, по замыслу Федора Алексеевича, постоянно действующим верховным распорядительным и законодательным органом (а с учреждением в 1680 г. правительства — Расправной палаты — преимущественно законодательным). С 66 человек царь довел ее численность до 99:причем в основном за счет главных и равноправных заседателей — бояр (их число возросло с 23 до 44). К концу царствования Федора Россия имела также стройную административную систему сокращенных по числу, но более чем вдвое расширенных по штату и в нужных случаях соподчиненных центральных ведомств, опиравшихся на реформированные и унифицированные местные органы власти.
На самом верху этой системы, но вне ее, как независимая духовная опора государственной власти, стояла, по убеждению Федора Алексеевича, Русская православная церковь в лице патриарха и освященного собора. Соответственно только вместе с патриархом Иоакимом государь считал возможным обращаться ко всему народу с указами, имеющими общегосударственное значение. По обычной склонности царя Федора к порядку, это важное обстоятельство было зафиксировано в главной из пяти форм распоряжений верховной власти (привожу в сокращении):
1. По совету с великим господином святейшим патриархом и освященным собором царь указал и бояре приговорили. — Указы о важнейших общегосударственных реформах, войне и мире, экстренных налогах, мобилизации, льготах и т. п. Сия формула, расширенная перечислением сословных представителей, применялась и в актах Земских соборов.
2. Великий государь указал и бояре приговорили. — Решения царя и Боярской думы.
3. Великий государь указал. — Личные приказы царя.
4. По указу великого государя бояре приговорили. — Решения Боярской думы и распоряжения Расправной палаты в рамках данных царем полномочий, как и вышеназванные, имели силу законов.
5. По указу великого государя из… приказа велено вам. — Административные распоряжения ведомств, коим было дано такое право, нижестоящим учреждениям и должностным лицам (равные сносились между собой «памятями»).
«Семейное предприятие» Романовых, благодаря разумной организации и делегированию полномочий сверху вниз, от царя до разрядных (окружных) и уездных воевод и приказных изб, в полной мере превратилось в государственный аппарат со всеми его атрибутами, начиная с единого по всей стране расписания работы учреждений. Царь Федор достиг этого не сразу, преодолев немалые трудности, в том числе чужое непонимание и собственное неразумение. Но о твердости своего намерения действительно юный и больной государь объявил уже наутро после похорон отца:
«Боярам, окольничим и думным людям съезжаться в Верх в первом часу и сидеть за делы».
В переводе на современный язык сей указ означал, что Боярская дума должна ежедневно в 5 часов после рассвета (от коего начинался русский счет дневных часов) неукоснительно собираться в царском дворце, чтобы продолжать свою работу на благо государства, как бодрствующая глава огромного тела России. Для того чтобы показать не только боярам, но всем подданным и «всенародству» — мировому сообществу — величие и Предназначение державы, Федор Алексеевич не без помощи патриарха Иоакима внес кардинальные изменения в главный. идеологический акт страны: чин своего венчания на царство, состоявшегося 18 июня 1676 г.
Российское православное царство
Коронация русских государей с конца XVI в. и в особенности при Романовых стала наиболее важной, торжественной и пышной церемонией среди множества красочных действ, разыгрывавшихся соединенными усилиями Русской православной церкви и Государева двора (при безусловном участии тысяч чрезвычайно падких на подобные зрелища москвичей и гостей столицы). Над смыслом ее размышляли (в основном теоретически) еще Иваны III и IV (оба Грозные, хотя читатель под этим прозвищем знает в основном последнего). Значение чинов венчания старались развить и подчеркнуть царь Федор Иоаннович, Борис Годунов и патриарх Иов, Лжедмитрий I и Василий Шуйский, Михаил Федорович и патриарх Филарет (не успевший на коронацию сына, но оставивший важные заветы внуку).
К венчанию на царство Алексея Михайловича в 1646 г. «всемирное» действо достигло, казалось, высшей точки своего развития, вобрав в себя все накапливавшиеся полтора века идейные основания власти российских самодержцев. Иначе и не могло быть: ведь во время церемонии в Успенском соборе Церковь подтверждала наиболее общие санкции царской власти, освящая своим авторитетом правомочность государей и значение для мира Русского государства. Я говорю подтверждала, поскольку инициатива царского венчания неизменно, с его замысла Иваном III, принадлежала великим князьям и царям: они всецело распоряжались на церемонии и, обращаясь к митрополитам и патриархам, высказывали по ходу действа идеи, которые высшие духовные лица одобряли и развивали в ответных речах и молитвах.
Сорок лет спустя, при венчании Федора Алексеевича, картина кардинально переменилась. Теперь всем действом от начала до конца единолично распоряжался патриарх Иоаким, и именно от его лица давались указания каждому светскому и духовному участнику церемонии. Паче того, священные основы царской власти (а значит, духовные устои державы) выдвинулись на первый план, решительно затмив, как выразился бы автор государственной теории С. М. Соловьев, древний родовой, наследственный принцип.
В чине венчания Федора, развитом затем при коронации Ивана и Петра Алексеевичей (в 1682 г.), отразилась подлинная революция представлений россиян о своем Отечестве. Ее смысл не только в популярных, но и в научных трудах до сих пор не был раскрыт [302], как не замеченной осталась и роль патриарха Иоакима в том, что сейчас называют формированием новой русской государственной идеологии и державного (или имперского, что по сути одно и то же [303]) сознания. Между тем источники обозначают эту роль весьма выпукло — и да не заподозрят меня в модернизации, ежели отраженные в рукописях взгляды людей последней четверти XVII в. и сегодня не выглядят устаревшими [304].
Нет оснований подозревать, что патриарх лично участвовал в сочинении нового чина венчания. Его разработка велась в Посольском приказе, думные дьяки которого служили «чиностроителями» (то есть разрабатывали и во время церемонии следили за соблюдением сценария) коронационных действ всех первых Романовых. Непосредственное и весьма энергичное участие в подготовке венчания принимал, судя по сохранившимся именным указам, лично Федор Алексеевич. По его распоряжению дьяки активно использовали не только старые чины, но и византийский образец, хранившийся в посольском архиве и уже дважды переведенный, но не применявшийся, вопреки расхожему мнению, при создании предшествующих сценариев коронации XVI—XVII вв.
Однако без одобрения Иоакима реформа венчания при Федоре, очевидно, не состоялась бы, и тем более не могла получить развития при венчании Ивана и Петра в условиях Московского восстания и многовластия лета 1682 г. Мы еще убедимся, что в столкновениях с уже сформировавшимся царем–реформатором патриарх стоял, аки стена, непоколебимо, не только в церковных, но и в светских делах. Тем паче он способен был наотрез отказать едва вступающему в «совершенные лета» юноше в начале июня 1676 г. Иоаким не отказал, более того, принял на себя главную роль в торжественной демонстрации нововведений и ответственность за нарушение «старины». Следовательно — чин венчания Федора отражал и мнение патриарха.
Чего же на редкость единодушным в данном случае самодержцу и архипастырю не хватало в пышной церемонии коронации 1646 г.? Ведь в высшей степени публичном действе венчания Алексея Михайловича было, кажется, все, чего может пожелать благочестивая и царелюбивая русская душа. Вся страна в заранее объявленный день слушала с утра благовест и шествовала на торжественную службу в храмы, в Кремле было гуляние «мужеска полу и женска», даже на Ивановскую площадь перед соборами допускались «иноземцы, которые ему, великому государю, служат в холопстве, и окрестных великих государств всякие люди, им же не бе числа». Царь Федор, уповая, что событие носит «всенародный», в смысле международный, характер, смог только отъять у иноземцев «холопство».
